Saul untold story
Posted 06-25-2022 at 08:13 AM by ukrkoz
Europe: a paradigm
Text author: Oleg Nasobin, expert, museologist, art historian.
The paradigm of the contemporary European backstage was finally formed around the second half of the 15th century in Florence. It was during this period and at this time that the real power over society passed into the hands of shadow rulers and secret societies. At the epicenter of the High Renaissance Conspiracy was the Medici court and the so-called Platonic Academy of Marsilio Ficino.
The roots of the Florentine occult traditions go back thousands of years, reaching the ancient world - the mysteries of Pythagoras and Orpheus, the cult of Dionysus, Egyptian and Sumerian priestly magical rituals, as well as the teachings of Kabbalah, which spread in Europe around the beginning of the 12th century. At the same time, from a financial point of view, Florentine occultism was nurtured and rested on the treasures of the Order of the Templars, which passed from the treasurers of the Templars into the hands of its Tuscan "confidants" after the defeat of the Order at the beginning of the XIV century.
Soon after the arrest of the top of the Knights Templar, the banking houses of Florence suddenly flourished. The provincial town, which had neither access to the sea (like Pisa) nor its own university (like neighboring Bologna), suddenly appeared on the arena of history as the richest city in Europe, with colossal loan capital.
Probably, the choice of trusted representatives of the Templars fell on Florence because already from the XII century Florence remained a republic. Based on two hundred years of republican tradition, power in this city-state could be held by a secret and open oligarchy, which in any case was not interfered with by the local feudal sovereign.
And yet, the entire Mediterranean Europe of the Renaissance, including Florence, which was thoroughly corrupt and mired in sodomy, was the territory of Christianity, albeit formal, corroded by heresies. And therefore, in order to correctly understand the essence and form of the European backstage, we will inevitably have to turn to the sources and chronicles of the Christian Church.
Modern theologians, as well as historians of Christianity, rightly distinguish between the "original teaching of Christ" and the teaching of one of the alleged followers of Jesus, the Apostle Paul.quote from a Wikipedia article, which, in my opinion, perfectly
Belowwill : summarizes the problemas a religious doctrine that arose as a result of the distortion of the original teachings of Jesus Christ under the influence of the ideas of the Apostle Paul.
The term came into use through the writings of critical scholars who noted the existence of divergent views in early Christianity, where Paul gained a marked and gradually dominant influence. This thesis has become widespread among critics who consider the ideas of Paul's epistles to be radically different from other books of the New Testament, as well as from a number of non-canonical texts of ancient Christians.
Along with this, the term is used by contemporary Christian scholars such as Ziesler and Mount, who are interested in restoring the origins of Christianity and Paul's contribution to the development of Christian doctrine.
Notable supporters: F. Nietzsche, B. Russell, A. Badiou, S. Zizek, L. Tolstoy.
F. Nietzsche in "Antichrist" considered Paul the true founder of Christianity, "who crucified the Savior on his cross."
article L. Tolstoy "Why the Christian peoples in general and in particular the Russian people are now in a distressed situation", written by him in 1907 (published in 1917), the author notes: the Gospels say that people are equal, Paul divides people into slaves and gentlemen; Jesus abolishes taxes, Paul legitimizes them; where Christ has forgiveness, Paul has a curse. Paul's religion is based on the fear of punishment: a person must have good intentions only to avoid retribution and receive reward after death. The apostle justifies violence, executions, slavery.
Tolstoy attributes to Paul the authorship of the ideas of resurrection, salvation, posthumous retribution, and the doctrine of obedience to authority. Paul led a new religion based on "the very vague and obscure notions he had of the doctrine of Christ." Philosopher A. Badiou in his work “The Apostle Paul. The justification of universalism, on the contrary, notes the positive contribution of Paul to the formation of Christianity as a universalist doctrine.
An Arabic manuscript found in Istanbul in 1965 tells how the Nazirites of Jerusalem revered Jesus as a prophet, but not as God, and criticized the apostle Paul for falsifying the teachings of Jesus.
End of quote.
Today's Christianity, to which we are accustomed, is Paulianism in its pure, almost undistorted form.
Pauline "Christianity" with its specific ideology of "absolution of sins" in exchange for "confession", that is, the provision of "forgiveness" of "sins" in exchange for voluntary denunciation and self-denunciation, with its "humility" before the arbitrariness of the "bosses", whose power " always from God”, with the lust for rewards for suffering and injustice received only after the grave, is an ideal religion for submissive and submissive slaves. Therefore, the version that the postulates and the ideological basis of this religion were created under the supervision and in the interests of the ruling elite of Ancient Rome looks quite justified.
The future "apostle" Paul was born into the family of an orthodox Jew (Pharisee, Roman citizen) in the city of Tarsus around the 7th year from the birth of Christ. The boy was named Shawl and taught the family craft of making tents, as well as the secrets of marketing this commodity in the Middle East.
Intelligent and ambitious, Shawl received his primary religious education at a synagogue school, and around the age of 22, at the age of 15, went to Jerusalem to continue his studies under Rabban Gamaleel (Gamaleel is mentioned three times in the New Testament).
During the Crucifixion and the passion of the Lord, Shaul was in Jerusalem, but did not react to these biblical events in any way. The diligent, enthusiastic young man soon became an outstanding theologian, one of the best students of the famous Rabban.
However, the brilliant theologian Shavl could not find a place as a teacher in any of the Jerusalem synagogues. Perhaps the reason for his rejection by the Jews was celibacy and childlessness, unusual for a Jewish young man. According to the Jewish rules of that time, flawed, defective and unhealthy people could not apply for teaching.
Shavl nevertheless passionately desired to preach, and for this purpose he visited the Temple in Jerusalem. The Temple courtyard was surrounded by a wall, along which there were covered galleries. Within these galleries, as if in modern London's Hyde Park, every Jew who wanted to preach could deliver his speech to the pilgrims and visitors to the Temple.
Shawl's sermons were not successful. At least we have no historical evidence of their content. But in the same premises of the gallery, a certain First Deacon Stephen, one of the newly converted Christians who joined the apostles of Jesus, successfully preached.
The apostles, whose spiritual leader after the Crucifixion was the "brother of the Lord" Jacob, the son of Joseph the Betrothed, were in Jerusalem and did not hide anywhere.
James and the rest of the "apostles" after the execution of the Teacher in their ministry and ideology remained orthodox Jews, and therefore the Galilean sectarians were fully accepted by the motley religious community revolving around the Temple. Judaism of the first century of our era was generally distinguished by its polemic and breadth of religious views.
However, about the year 34, a year after the Crucifixion, something unusual happened: during one of his sermons, the chief deacon Stephen was accused of blasphemy, and a crowd of excited Jews, without following the necessary legal procedures, lynched him outside the gates of Jerusalem. Immediately after the brutal murder of the first deacon, who was later recognized by the Christian church as the "first martyr", pogroms of Christians began in Jerusalem. The violence unleashed by the Jews against the Jews was suppressed by the Roman authorities only in the morning. The instigators of the riots were under arrest.
We know about the role of Shawl in these tragic events, including from his own words. Shavl was present at the epicenter of the scandal from the very beginning and directly participated in the stoning of the first martyr.
The active role of Shavl is also evidenced by amazing documents, or rather, several “letters” that were issued to the future “apostle” by the supposedly Jewish High Priest and his entourage. The Apostle Paul relates that the Sanhedrin provided him with these "letters" authorizing Shavl to arrest Christians in Damascus and bring them to Jerusalem in chains for torture. (Acts A. 22:5,4)
Such “letters” look all the more strange because the power of the Sanhedrin did not extend to Damascus, and no one had the right to “persecute Christians”, that is, representatives of one of the Jewish sects, without trial and the decisions of the Sanhedrin itself in each of the cases considered. Moreover, the apostles, led by the “Brother of the Lord” himself, at the same time continued to live safely in Jerusalem, enjoying well-deserved authority among the Jews, and no one persecuted them, “did not shackle them” and did not “torture”. On the contrary, the pogromists and murderers of Stefan were arrested and punished.
St. James continued to visit the Temple daily. Large calluses grew on his knees from constant prayers, and therefore Jacob earned himself the nickname "Camel". But we do not observe any "fetters" and "torments" in relation to Jacob in Jerusalem.
In general, both James and the other apostles enjoyed respect among the Pharisees. To understand the problem, it suffices to point out that the Apostle James was killed during another intra-Jewish squabble only in 62-63 years after the birth of Christ, that is, 30 years after the events described, on the eve of the uprising of the Jews against the Romans. All this time, Jacob lived in Jerusalem and constantly dwelt in the Temple.
Therefore, in any case, the written testimony of the “Apostle Paul” about the supposed right given to him of violence against Christians, and even in Damascus, looks like an outright lie. By the way, Shawl's accusations of lying are often found in documents of the first century AD. For example, in the texts of the synoptic gospels and the Dead Sea manuscripts, he is repeatedly and directly called a "liar."
It also seems strange that Shavl freely moved from Jerusalem to Damascus after his participation in pogroms and murder (murders). The attempts of some "theologians" to excuse Shavl for his "childhood" are not serious. At the time of Stefan's murder, Shavl had already passed 25. Shavl was obliged to fall under investigation and trial.
However, all of the above "strangeness" is reconciled by a simple hypothesis that Shavl was arrested by the Roman guards in the wake of a bloody pogrom night and under the threat of two death sentences - from the Roman authorities (as a Roman citizen who killed the natives without trial) and from the Sanhedrin (murder of a Jew without trial) - agreed to tacit cooperation with the secret guard of Rome.
As security guarantees, in exchange for his intelligence consent, the Romans released Shavl to Damascus, and the Sanhedrin provided him with written “permissions” to “persecute Christians”, which had no power other than a kind of “indulgences” for a sin already committed. The meaning of these letters then becomes quite obvious: having such documents in hand, Shavl could no longer be afraid of the Sanhedrin's court and the well-deserved sentence in the case of Stephen's murder and pogroms.
On the way to Damascus, Shawl puts on a show, assuring that he saw the Lord, and therefore went blind. Jesus, who allegedly appeared to Shawl, was not seen by any of his companions. Although in all other cases of the posthumous appearance of Christ, we note group conversations with the Resurrected Christ, about which the testimonies of several persons have been left. For example, such events include meetings with the Apostle Thomas, with Mary Magdalene and other women, or a meal at Emmaus.
Suddenly, the “blinded” “apostle”, who has never met Jesus (at least in His physical body), lying in the roadside dust at the gates of the city, begs random fellow travelers to take him to an address in Damascus, which he “miraculously” knows in advance.
If we look at this situation soberly and with a share of healthy skepticism, then we will come to the conclusion that, probably, Shavl was simply afraid of being stabbed to death by the Jewish "zealots" in the maze of crooked streets of the city. Therefore, the Pharisee-murderer needed some guide on his way to the safe house, and even better - several guides.
At the indicated address in Damascus, at the inn, Shawl spent several days without leaving the door of the premises.
Three days later, after quarantine and the usual surveillance of the “address” in the operational work of intelligence / counterintelligence, a certain Ananias came to Shavl, according to the descriptions of his deeds, very similar to a resident of the Roman secret guard in Damascus.
According to a legend that has been alive for a couple of millennia, Ananias, at the instigation of the Lord, willingly “baptized” Shavl, the murderer of the First Deacon, without asking permission from the apostles.
At the same time, Ananias, as far as we know, was neither ordained to the priesthood, nor authorized for such actions by any of the disciples of Christ. Shawl also did not need a godfather or godmother. Immediately after the baptism, Shaul received his sight.
Shortly after Shavl's miraculous epiphany, Resident Saint Ananias and Shavl himself visit the local synagogue, where Shavl makes a deliberate scandal, probably with the aim of marking his presence in Damascus and initiating a wave of rumors about himself as a person currently residing in this city.
After the scandal, Shaul secretly leaves Damascus and goes to the territory of the Nabateans, to the city of Petra (the Nabatean state did not belong to Rome and resisted the Empire).
For the next three years, Shavl remained in Petra and, according to one legend, made tents there. According to the theological version of the representatives of Paulianism, Shaul "preached" in Petra.
However, a long and, obviously, hospitable stay with the Nabataeans ended dramatically for Shavl: the future apostle was forced to hastily flee from Petra, and the king of the Nabateans, Aretas, swore to kill him.
Shavl, hiding from assassins and Nabatean counterintelligence, fled to Damascus under the cover of his resident. The sabotage and reconnaissance groups of Aretha soon discovered the fugitive in this city. Therefore, St. Ananias, showing resourcefulness and ingenuity, was forced to lower Shavl from the city wall in a basket at night in order to avoid the passage of a capable agent through the gates of the city, where he would be detected with a high degree of probability by Arete's saboteurs.
Here is how Shaul himself tells about it:
“In Damascus, the regional ruler of King Aretas guarded the city of Damascus in order to seize me; and I was let down in a basket from a window along the wall and escaped his hands ”(2 Cor. 32-33)
Having slipped out of the trap and gained time so that the Roman curators could discuss the issue of his safety with Areta, Shavl went to Jerusalem.
In Jerusalem, he introduced himself to Jacob and declared a close friend of the first deacon Stefan, martyred with his participation, about his commitment to the teachings of Christ.
The apostles, not daring to bring Shavl to immediate judgment and retribution, sent him away from themselves, to “preach” the Christian doctrine to remote Jewish enclaves.
The sermon was Shawl's favorite pastime, and therefore he liked this activity. Shawl moved from preaching to the Jews to preaching to the Gentiles. Acting with varying success, Shavl gradually came to the understanding that in order to succeed among the Gentiles, it is more profitable to blind God from the Jewish prophet Jesus, and omit the rigid dogmas of Judaism.
Shawl was an outstanding theologian, and by compiling in his new religion several theocratic concepts known to him since his studies with Gamaleel, he was able to synthesize a very interesting version of a religious cult.
Meanwhile, the apostles of Jesus in Jerusalem were repeatedly horrified by the news of the sermons of Shavl, who soon changed his Jewish name to a more Hellenized one - Paul. In the end, the apostle Peter went on a journey in the footsteps of a guest preacher to refute his advances and fantasies of a "colleague", and this conflict eventually forced Paul to retire and leave for Tarsus.
However, adventures soon again called Paul on the road, and he set to work. Based on his rethought experience, Pavel managed to create several "churches", and the enterprise began to bring not only moral satisfaction, but also considerable income.
Wishing to “make peace” with the apostles in Jerusalem, in order to exclude interference from them in the future, Paul collects a colossal amount of gold from “his” churches and, accompanied by trusted persons, personally takes it to Jerusalem:
And now I am going to Jerusalem to minister to the saints, for Macedonia and Achaia are diligent in giving some alms to the poor among the saints in Jerusalem. (Рим. 15:25, 26)
Вот как поэтично описывает происходящее биограф Апостола Павла Ален Деко в своей книге, вышедшей в серии ЖЗЛ:
Подняться в Иерусалим» — это не просто образ. Пройдя семьсот километров, поднимаешься вверх на восемьсот метров над уровнем моря. <…> Соратники Павла следовали за ним не спеша: каждый ступал тяжело из-за набитых золотом поясов. Разместились они у некоего Мнасона с Кипра, «давнего ученика».
Конец цитаты.
Золото, по некоторым данным, в количестве 20 талантов, то есть около 300 килограммов, Павел предложил Св. Иакову.
Далее снова следует цитата из книги Алена Деко, большого поклонника апостола Павла:
…Первые минуты встречи прошли в сердечной радости. Пресвитеры увлеченно выслушали рассказ Павла о его деяниях среди язычников во славу Господа.
Однако тех, кто прочел послания Павла <…> задело, что «тринадцатый апостол» не считал основополагающим следование закону Моисееву, а обрезание объявил правилом, терпимым допущением. Павел <…> признавал в Посланиях, что он больше не считает себя соблюдающим закон Моисеев.
Иаков, похоже, не хотел столь серьезных последствий. <…> В его глазах Павел, наверное, был человеком непредсказуемым, на чьи проступки не грех и закрыть глаза. Но нельзя же отрицать, что сделано Павлом очень много. Писавший о Иакове П.-А. Бернхайм удивлен тем, что Лука ничего не сообщает о пожертвованиях: ни слова об организации их сбора, о возникших проблемах, а потом и о передаче средств. Может, Иаков не согласился принять деньги? Бернхайм пишет: «Лука должен был бы упомянуть о том, что Иаков принял пожертвования, и это стало бы еще одним свидетельством в пользу единства церкви. Однако не исключено, что Иаков, прежде чем принять собранное, попросил Павла подтвердить свою верность закону Моисееву».
Напротив, Лука пишет, что после первого обмена приветствиями возникла напряженность из-за того, что Павел не отдавал себе отчета: у него дурная репутация и среди иерусалимских христиан, которые почти поголовно принадлежали к иудействующим, и среди всех евреев. Несчастье заключалось в том, что и те и другие прекрасно знали, что проповедовал Павел: «А о тебе наслышались они, что ты всех Иудеев, живущих между язычниками, учишь отступлению от Моисея, говоря, чтобы они не обрезывали детей своих и не поступали по обычаям. И так что же? Верно соберется народ; ибо услышат, что ты пришел» (Деян 21:21–22).
Кто-то, наверное, Иаков, предложил выход: Павел должен совершить обряд очищения. «И узнают все, что слышанное ими о тебе несправедливо, но что и сам ты продолжаешь соблюдать закон» (Деян 21:24).
Павел последовал совету. Вместе с теми четырьмя он отправился в храм, чтобы наметить день, когда будет принесено пожертвование и проведен обряд очищения. Но случилось несчастье: его узнали иудеи из Асии. Их гневу не было предела. Подстрекая толпу, они схватили Павла: «Мужи Израильские, помогите! Этот человек всех повсюду учит против народа и закона и места сего; притом и Еллинов ввел в храм и осквернил святое место сие» (Деян 21:28).
В общем, Павла на подходе к Храму стали попросту бить. Однако римская стража недремлющим оком страховала Павла, и потому «апостола» успели спасти.
Павлу повезло: все это разыгралось в двух шагах от крепости Антония и немедленно стало известно трибуну римской когорты. <…> Нам известно имя этого трибуна: Клавдий Лисий. Лисий незамедлительно отдал приказ одному из центурионов: <…> усмирить разбушевавшихся иудеев. Для Павла это оказалось благом: его перестали бить.
Когда римский отряд (эскорт Павла) ступил на лестницу, ведущую в (башню) Антония, толпа попыталась отбить узника и устроить самосуд. Солдаты своими телами закрыли арестанта, подняли его над головами и внесли в крепость, закрыв за собой ворота. А за воротами раздался тысячеголосый крик: «Смерть ему!»
Когда Павел предстал перед Лисием, то обратился к римлянину по-гречески:
— Можно ли мне сказать тебе нечто?
— Ты знаешь греческий? — удивился трибун.
Павел подтвердил это и, назвав себя, еще больше встревожил Лисия необычной просьбой: «…я Иудеянин, Тарсянин, гражданин небезызвестного Киликийского города; прошу тебя, позволь мне говорить к народу» (Деян 21:39).
Трибун согласился (Лисий, очевидно, получил из Рима соответствующие инструкции, относительно «апостола» и удовлетворял любые его прихоти. Прим. О.Н.) ворота крепости распахнули. «…Сделалось глубокое молчание», — пишет Лука. И Павел заговорил: «Мужи братия и отцы! выслушайте теперь мое оправдание… я Иудеянин, родившийся в Тарсе Киликийском, воспитанный в сем городе…»
Павел говорил долго: рассказал о жизни, об истории своего духовного прозрения и своего призвания, о встрече с воскресшим Христом по дороге в Дамаск. А потом заговорил о своем возвращении в Иерусалим: «Когда же я возвратился в Иерусалим и молился в храме, пришел я в исступление, и увидел Его, и Он сказал мне: поспеши и выйди скорее из Иерусалима, потому что здесь не примут твоего свидетельства о Мне. Я сказал: Господи! им известно, что я верующих в Тебя заключал в темницы и бил в синагогах, и когда проливалась кровь Стефана, свидетеля Твоего, я там стоял, одобрял убиение его и стерег одежды побивавших его. И Он сказал мне: иди; Я пошлю тебя далеко к язычникам».
Но дальше Павлу говорить не дали. Его прервали, осыпая проклятиями: «…а за сим подняли крик, говоря: истреби от земли такого! ибо ему не должно жить» (Деян 21:40, 22:1, 3, 17–22).
Раздосадованный трибун приказал прекратить все это. По его приказу Павла снова водворили в крепость.
Лисий отправился к узнику.
— Скажи мне, ты римский гражданин?
— Да.
— Я за большие деньги приобрел это гражданство.
— А я и родился в нем.
Судя по всему, трибуну в эту ночь не спалось. Он не мог по собственной инициативе отпустить на свободу человека, вызвавшего ненависть народа, но не мог он и оставить его в заточении без суда. Раз этот человек был иудеем, почему бы не отдать его во власть тех, кто сможет с ним разобраться? Почему бы не передать его синедриону?
Синедрион, высшая судебная и религиозная инстанция Иудеи, заседал в те времена за пределами храмовой стены, рядом с башней Ирода. В этом был очевидный расчет римлян. В случае необходимости они легко могли проникнуть на место заседания.
Павла привели и поставили перед синедрионом: семьдесят один человек, гордый своим правом толковать Тору. Первосвященник Анания к тому времени занимал свою должность уже десять лет и пользовался искренним уважением.
Задержанному сказали, что он сам должен выступить в свою защиту. Лука пишет, что Павел стоял, «устремив взор на синедрион».
Павел заговорил, возвысив голос: «Мужи братия! Я всею доброю совестью жил пред Богом до сего дня». Но тут Анания прервал его: этот человек солгал! По обычаю его следует ударить по губам. Анания приказал, и приказ его собирались выполнить.
Но Павел силой голоса заставил отступить подошедшего к нему человека. Слова апостола прозвучали громом: «Бог будет бить тебя, стена подбеленная! ты сидишь, чтобы судить по закону, и, вопреки закону, велишь бить меня».
Из рядов потрясенного синедриона раздались возгласы возмущения: «Первосвященника Божия поносишь?»
Голос Павла смягчился: «Я не знал, братия, что он первосвященник; ибо написано: „начальствующего в народе твоем не злословь“».
Синедрион несколько успокоился: по крайней мере, этот человек знает Священное Писание. Однако на разных скамьях реакция была разной. Собрание было разделено на саддукеев и фарисеев. Павел это заметил сразу же, как только вошел. «Ибо саддукеи, — констатирует Лука, — говорят, что нет воскресения, ни Ангела, ни духа; а фарисеи признают и то и другое» (Деян 23:1, 3–5, 8).
Павлу представилась возможность воспользоваться этими разногласиями: «Мужи братия! я фарисей, сын фарисея; за чаяние воскресения мертвых меня судят».
«Сделался большой крик», — резюмирует Лука. Саддукеи были возмущены, но фарисеи дали им отпор: «Ничего худого мы не находим в этом человеке; если же дух или Ангел говорил ему, не будем противиться Богу» (Деян 23:6, 9).
Обе стороны готовы были стоять насмерть в своем убеждении, что должно было еще больше растревожить трибуна Лисия. Что станет с его пленником среди этих раздоров? Трибун отдал приказ, и Павла немедленно выволокли из зала заседаний.
Слухи о произошедшем на заседании синедриона распространились мгновенно, подогревая гнев иудействующих. Сорок человек собрались на рассвете и поклялись предать смерти Павла, иудея-предателя. Они принесли клятву: «не есть и не пить, доколе не убьют Павла». Выработанная ими тактика была стара как мир: поймать Павла, увести в надежное место, а там убить. Однако заговорщики проявили достаточную изобретательность. Несколько человек из этих «защитников закона» обратились к синедриону, члены которого еще пребывали в растерянности после случившегося, с настойчивой просьбой потребовать у Клавдия Лисия снова привести заключенного на суд: ведь трибун доверил синедриону суд над отступником, а вызывающее поведение узника помешало собранию довести свою задачу до конца. Первосвященникам идея понравилась. Трибун не мог отказать привести узника снова на суд. Для иудействующих судьба Павла была предрешена.
Но они ошиблись. В этой истории, изобилующей неожиданными поворотами, появляется некий юноша, племянник Павла, проживающий в Иерусалиме. Каким же образом он узнал о заговоре? Точно известно лишь то, что ему удалось проникнуть в крепость и предупредить дядю. Павел отреагировал моментально. Он попросил одного из центурионов отвести юношу к трибуну, поскольку у племянника есть для военачальника важные сведения.
По тону заключенного центурион понял, что спорить не стоит, и проводил молодого человека к Лисию. Племянник разъяснил: «Иудеи согласились просить тебя, чтобы ты завтра вывел Павла пред синедрион, как будто они хотят точнее исследовать дело о нем. Но ты не слушай их; ибо его подстерегают более сорока человек из них, которые заклялись не есть и не пить, доколе не убьют его; и они теперь готовы, ожидая твоего распоряжения» (Деян 23:20–21).
Лисий оказался человеком действия. Сославшись на угрозу безопасности Римской империи, он решил перевезти Павла в Кесарию и отдать его в руки прокуратора Иудеи, которому принадлежала высшая судебная власть в провинции. Призвав двух центурионов, Лисий отдал им приказ: «Приготовьте мне воинов пеших двести, конных семьдесят и стрелков двести, чтобы с третьего часа ночи шли в Кесарию. Приготовьте также ослов, чтобы, посадив Павла, препроводить его к правителю Феликсу» (Деян 23:23–24).
Я предлагаю прочесть все вышеизложенное критически, и тогда за витиеватыми и «чудесными» событиями и странными «племянниками» четко проявится воля тайной стражи Рима сначала по реабилитации, а потом по спасению и эвакуации своего особо ценного агента.
Обратите внимание на эскорт Павла на пути в Кесарию, к прокуратору Феликсу: двести пехотинцев, семьдесят всадников и двести лучников. Это почти половина всего римского гарнизона Иерусалима, и этот отряд уходил ради Павла из взволнованного города, в котором оставались лишь 500 римских военных.
Дальнейшая судьба «апостола» вполне предсказуема: несколько лет жизни в «шарашке», в роскошных условиях, во дворце в Кесарии. Несколько лет — это время, необходимое для создания теоретических основ новой религии. А после — героическая легенда о христианском мученике Святом Павле, усекновение главы, из раны льется молоко, могилка, и уход «по программе защиты свидетелей».
Наследие Павла — идеальная религиозная концепция для порабощенных масс, — впрочем, не было использовано в полной мере в течение следующих двух столетий. Христианство (Павлианство) оказалось востребованным в полной мере лишь позднее, с появлением на исторической сцене дальновидных и стратегически одаренных политиков и тиранов.
Далее:идеология
Текст:
Олег Насобин
Реклама на «Спутнике и Погроме»Также читайте
Закулисье Европы: идеология
Текст Олега Насобина
Закулисье Европы: «Мафия» и оборотни
Текст Олега Насобина
Закулисье Европы: коррупция как системообразующий фактор ЕС
Автор текста: Олег Насобин, эксперт, музеолог, искусствовед.
© «Спутник и Погром», 2022 Перепечатка материалов возможна только с согласия редакции. Согласие можно получить по адресу info@sputnikipogrom.com. Главный редактор: glavred@sputnikipogrom.com.
NB: Мнение авторов текстов может не совпадать с позицией редакции.
О проекте /Архивы
Размещение рекламы
Мы в соцсетях
AddThis Sharing Sidebar
Share to Vkontakte
, Number of shares
Share to Facebook
, Number of shares
Share to TwitterShare to TelegramShare to Еще...
, Number of shares4
Text author: Oleg Nasobin, expert, museologist, art historian.
The paradigm of the contemporary European backstage was finally formed around the second half of the 15th century in Florence. It was during this period and at this time that the real power over society passed into the hands of shadow rulers and secret societies. At the epicenter of the High Renaissance Conspiracy was the Medici court and the so-called Platonic Academy of Marsilio Ficino.
The roots of the Florentine occult traditions go back thousands of years, reaching the ancient world - the mysteries of Pythagoras and Orpheus, the cult of Dionysus, Egyptian and Sumerian priestly magical rituals, as well as the teachings of Kabbalah, which spread in Europe around the beginning of the 12th century. At the same time, from a financial point of view, Florentine occultism was nurtured and rested on the treasures of the Order of the Templars, which passed from the treasurers of the Templars into the hands of its Tuscan "confidants" after the defeat of the Order at the beginning of the XIV century.
Soon after the arrest of the top of the Knights Templar, the banking houses of Florence suddenly flourished. The provincial town, which had neither access to the sea (like Pisa) nor its own university (like neighboring Bologna), suddenly appeared on the arena of history as the richest city in Europe, with colossal loan capital.
Probably, the choice of trusted representatives of the Templars fell on Florence because already from the XII century Florence remained a republic. Based on two hundred years of republican tradition, power in this city-state could be held by a secret and open oligarchy, which in any case was not interfered with by the local feudal sovereign.
And yet, the entire Mediterranean Europe of the Renaissance, including Florence, which was thoroughly corrupt and mired in sodomy, was the territory of Christianity, albeit formal, corroded by heresies. And therefore, in order to correctly understand the essence and form of the European backstage, we will inevitably have to turn to the sources and chronicles of the Christian Church.
Modern theologians, as well as historians of Christianity, rightly distinguish between the "original teaching of Christ" and the teaching of one of the alleged followers of Jesus, the Apostle Paul.quote from a Wikipedia article, which, in my opinion, perfectly
Belowwill : summarizes the problemas a religious doctrine that arose as a result of the distortion of the original teachings of Jesus Christ under the influence of the ideas of the Apostle Paul.
The term came into use through the writings of critical scholars who noted the existence of divergent views in early Christianity, where Paul gained a marked and gradually dominant influence. This thesis has become widespread among critics who consider the ideas of Paul's epistles to be radically different from other books of the New Testament, as well as from a number of non-canonical texts of ancient Christians.
Along with this, the term is used by contemporary Christian scholars such as Ziesler and Mount, who are interested in restoring the origins of Christianity and Paul's contribution to the development of Christian doctrine.
Notable supporters: F. Nietzsche, B. Russell, A. Badiou, S. Zizek, L. Tolstoy.
F. Nietzsche in "Antichrist" considered Paul the true founder of Christianity, "who crucified the Savior on his cross."
article L. Tolstoy "Why the Christian peoples in general and in particular the Russian people are now in a distressed situation", written by him in 1907 (published in 1917), the author notes: the Gospels say that people are equal, Paul divides people into slaves and gentlemen; Jesus abolishes taxes, Paul legitimizes them; where Christ has forgiveness, Paul has a curse. Paul's religion is based on the fear of punishment: a person must have good intentions only to avoid retribution and receive reward after death. The apostle justifies violence, executions, slavery.
Tolstoy attributes to Paul the authorship of the ideas of resurrection, salvation, posthumous retribution, and the doctrine of obedience to authority. Paul led a new religion based on "the very vague and obscure notions he had of the doctrine of Christ." Philosopher A. Badiou in his work “The Apostle Paul. The justification of universalism, on the contrary, notes the positive contribution of Paul to the formation of Christianity as a universalist doctrine.
An Arabic manuscript found in Istanbul in 1965 tells how the Nazirites of Jerusalem revered Jesus as a prophet, but not as God, and criticized the apostle Paul for falsifying the teachings of Jesus.
End of quote.
Today's Christianity, to which we are accustomed, is Paulianism in its pure, almost undistorted form.
Pauline "Christianity" with its specific ideology of "absolution of sins" in exchange for "confession", that is, the provision of "forgiveness" of "sins" in exchange for voluntary denunciation and self-denunciation, with its "humility" before the arbitrariness of the "bosses", whose power " always from God”, with the lust for rewards for suffering and injustice received only after the grave, is an ideal religion for submissive and submissive slaves. Therefore, the version that the postulates and the ideological basis of this religion were created under the supervision and in the interests of the ruling elite of Ancient Rome looks quite justified.
The future "apostle" Paul was born into the family of an orthodox Jew (Pharisee, Roman citizen) in the city of Tarsus around the 7th year from the birth of Christ. The boy was named Shawl and taught the family craft of making tents, as well as the secrets of marketing this commodity in the Middle East.
Intelligent and ambitious, Shawl received his primary religious education at a synagogue school, and around the age of 22, at the age of 15, went to Jerusalem to continue his studies under Rabban Gamaleel (Gamaleel is mentioned three times in the New Testament).
During the Crucifixion and the passion of the Lord, Shaul was in Jerusalem, but did not react to these biblical events in any way. The diligent, enthusiastic young man soon became an outstanding theologian, one of the best students of the famous Rabban.
However, the brilliant theologian Shavl could not find a place as a teacher in any of the Jerusalem synagogues. Perhaps the reason for his rejection by the Jews was celibacy and childlessness, unusual for a Jewish young man. According to the Jewish rules of that time, flawed, defective and unhealthy people could not apply for teaching.
Shavl nevertheless passionately desired to preach, and for this purpose he visited the Temple in Jerusalem. The Temple courtyard was surrounded by a wall, along which there were covered galleries. Within these galleries, as if in modern London's Hyde Park, every Jew who wanted to preach could deliver his speech to the pilgrims and visitors to the Temple.
Shawl's sermons were not successful. At least we have no historical evidence of their content. But in the same premises of the gallery, a certain First Deacon Stephen, one of the newly converted Christians who joined the apostles of Jesus, successfully preached.
The apostles, whose spiritual leader after the Crucifixion was the "brother of the Lord" Jacob, the son of Joseph the Betrothed, were in Jerusalem and did not hide anywhere.
James and the rest of the "apostles" after the execution of the Teacher in their ministry and ideology remained orthodox Jews, and therefore the Galilean sectarians were fully accepted by the motley religious community revolving around the Temple. Judaism of the first century of our era was generally distinguished by its polemic and breadth of religious views.
However, about the year 34, a year after the Crucifixion, something unusual happened: during one of his sermons, the chief deacon Stephen was accused of blasphemy, and a crowd of excited Jews, without following the necessary legal procedures, lynched him outside the gates of Jerusalem. Immediately after the brutal murder of the first deacon, who was later recognized by the Christian church as the "first martyr", pogroms of Christians began in Jerusalem. The violence unleashed by the Jews against the Jews was suppressed by the Roman authorities only in the morning. The instigators of the riots were under arrest.
We know about the role of Shawl in these tragic events, including from his own words. Shavl was present at the epicenter of the scandal from the very beginning and directly participated in the stoning of the first martyr.
The active role of Shavl is also evidenced by amazing documents, or rather, several “letters” that were issued to the future “apostle” by the supposedly Jewish High Priest and his entourage. The Apostle Paul relates that the Sanhedrin provided him with these "letters" authorizing Shavl to arrest Christians in Damascus and bring them to Jerusalem in chains for torture. (Acts A. 22:5,4)
Such “letters” look all the more strange because the power of the Sanhedrin did not extend to Damascus, and no one had the right to “persecute Christians”, that is, representatives of one of the Jewish sects, without trial and the decisions of the Sanhedrin itself in each of the cases considered. Moreover, the apostles, led by the “Brother of the Lord” himself, at the same time continued to live safely in Jerusalem, enjoying well-deserved authority among the Jews, and no one persecuted them, “did not shackle them” and did not “torture”. On the contrary, the pogromists and murderers of Stefan were arrested and punished.
St. James continued to visit the Temple daily. Large calluses grew on his knees from constant prayers, and therefore Jacob earned himself the nickname "Camel". But we do not observe any "fetters" and "torments" in relation to Jacob in Jerusalem.
In general, both James and the other apostles enjoyed respect among the Pharisees. To understand the problem, it suffices to point out that the Apostle James was killed during another intra-Jewish squabble only in 62-63 years after the birth of Christ, that is, 30 years after the events described, on the eve of the uprising of the Jews against the Romans. All this time, Jacob lived in Jerusalem and constantly dwelt in the Temple.
Therefore, in any case, the written testimony of the “Apostle Paul” about the supposed right given to him of violence against Christians, and even in Damascus, looks like an outright lie. By the way, Shawl's accusations of lying are often found in documents of the first century AD. For example, in the texts of the synoptic gospels and the Dead Sea manuscripts, he is repeatedly and directly called a "liar."
It also seems strange that Shavl freely moved from Jerusalem to Damascus after his participation in pogroms and murder (murders). The attempts of some "theologians" to excuse Shavl for his "childhood" are not serious. At the time of Stefan's murder, Shavl had already passed 25. Shavl was obliged to fall under investigation and trial.
However, all of the above "strangeness" is reconciled by a simple hypothesis that Shavl was arrested by the Roman guards in the wake of a bloody pogrom night and under the threat of two death sentences - from the Roman authorities (as a Roman citizen who killed the natives without trial) and from the Sanhedrin (murder of a Jew without trial) - agreed to tacit cooperation with the secret guard of Rome.
As security guarantees, in exchange for his intelligence consent, the Romans released Shavl to Damascus, and the Sanhedrin provided him with written “permissions” to “persecute Christians”, which had no power other than a kind of “indulgences” for a sin already committed. The meaning of these letters then becomes quite obvious: having such documents in hand, Shavl could no longer be afraid of the Sanhedrin's court and the well-deserved sentence in the case of Stephen's murder and pogroms.
On the way to Damascus, Shawl puts on a show, assuring that he saw the Lord, and therefore went blind. Jesus, who allegedly appeared to Shawl, was not seen by any of his companions. Although in all other cases of the posthumous appearance of Christ, we note group conversations with the Resurrected Christ, about which the testimonies of several persons have been left. For example, such events include meetings with the Apostle Thomas, with Mary Magdalene and other women, or a meal at Emmaus.
Suddenly, the “blinded” “apostle”, who has never met Jesus (at least in His physical body), lying in the roadside dust at the gates of the city, begs random fellow travelers to take him to an address in Damascus, which he “miraculously” knows in advance.
If we look at this situation soberly and with a share of healthy skepticism, then we will come to the conclusion that, probably, Shavl was simply afraid of being stabbed to death by the Jewish "zealots" in the maze of crooked streets of the city. Therefore, the Pharisee-murderer needed some guide on his way to the safe house, and even better - several guides.
At the indicated address in Damascus, at the inn, Shawl spent several days without leaving the door of the premises.
Three days later, after quarantine and the usual surveillance of the “address” in the operational work of intelligence / counterintelligence, a certain Ananias came to Shavl, according to the descriptions of his deeds, very similar to a resident of the Roman secret guard in Damascus.
According to a legend that has been alive for a couple of millennia, Ananias, at the instigation of the Lord, willingly “baptized” Shavl, the murderer of the First Deacon, without asking permission from the apostles.
At the same time, Ananias, as far as we know, was neither ordained to the priesthood, nor authorized for such actions by any of the disciples of Christ. Shawl also did not need a godfather or godmother. Immediately after the baptism, Shaul received his sight.
Shortly after Shavl's miraculous epiphany, Resident Saint Ananias and Shavl himself visit the local synagogue, where Shavl makes a deliberate scandal, probably with the aim of marking his presence in Damascus and initiating a wave of rumors about himself as a person currently residing in this city.
After the scandal, Shaul secretly leaves Damascus and goes to the territory of the Nabateans, to the city of Petra (the Nabatean state did not belong to Rome and resisted the Empire).
For the next three years, Shavl remained in Petra and, according to one legend, made tents there. According to the theological version of the representatives of Paulianism, Shaul "preached" in Petra.
However, a long and, obviously, hospitable stay with the Nabataeans ended dramatically for Shavl: the future apostle was forced to hastily flee from Petra, and the king of the Nabateans, Aretas, swore to kill him.
Shavl, hiding from assassins and Nabatean counterintelligence, fled to Damascus under the cover of his resident. The sabotage and reconnaissance groups of Aretha soon discovered the fugitive in this city. Therefore, St. Ananias, showing resourcefulness and ingenuity, was forced to lower Shavl from the city wall in a basket at night in order to avoid the passage of a capable agent through the gates of the city, where he would be detected with a high degree of probability by Arete's saboteurs.
Here is how Shaul himself tells about it:
“In Damascus, the regional ruler of King Aretas guarded the city of Damascus in order to seize me; and I was let down in a basket from a window along the wall and escaped his hands ”(2 Cor. 32-33)
Having slipped out of the trap and gained time so that the Roman curators could discuss the issue of his safety with Areta, Shavl went to Jerusalem.
In Jerusalem, he introduced himself to Jacob and declared a close friend of the first deacon Stefan, martyred with his participation, about his commitment to the teachings of Christ.
The apostles, not daring to bring Shavl to immediate judgment and retribution, sent him away from themselves, to “preach” the Christian doctrine to remote Jewish enclaves.
The sermon was Shawl's favorite pastime, and therefore he liked this activity. Shawl moved from preaching to the Jews to preaching to the Gentiles. Acting with varying success, Shavl gradually came to the understanding that in order to succeed among the Gentiles, it is more profitable to blind God from the Jewish prophet Jesus, and omit the rigid dogmas of Judaism.
Shawl was an outstanding theologian, and by compiling in his new religion several theocratic concepts known to him since his studies with Gamaleel, he was able to synthesize a very interesting version of a religious cult.
Meanwhile, the apostles of Jesus in Jerusalem were repeatedly horrified by the news of the sermons of Shavl, who soon changed his Jewish name to a more Hellenized one - Paul. In the end, the apostle Peter went on a journey in the footsteps of a guest preacher to refute his advances and fantasies of a "colleague", and this conflict eventually forced Paul to retire and leave for Tarsus.
However, adventures soon again called Paul on the road, and he set to work. Based on his rethought experience, Pavel managed to create several "churches", and the enterprise began to bring not only moral satisfaction, but also considerable income.
Wishing to “make peace” with the apostles in Jerusalem, in order to exclude interference from them in the future, Paul collects a colossal amount of gold from “his” churches and, accompanied by trusted persons, personally takes it to Jerusalem:
And now I am going to Jerusalem to minister to the saints, for Macedonia and Achaia are diligent in giving some alms to the poor among the saints in Jerusalem. (Рим. 15:25, 26)
Вот как поэтично описывает происходящее биограф Апостола Павла Ален Деко в своей книге, вышедшей в серии ЖЗЛ:
Подняться в Иерусалим» — это не просто образ. Пройдя семьсот километров, поднимаешься вверх на восемьсот метров над уровнем моря. <…> Соратники Павла следовали за ним не спеша: каждый ступал тяжело из-за набитых золотом поясов. Разместились они у некоего Мнасона с Кипра, «давнего ученика».
Конец цитаты.
Золото, по некоторым данным, в количестве 20 талантов, то есть около 300 килограммов, Павел предложил Св. Иакову.
Далее снова следует цитата из книги Алена Деко, большого поклонника апостола Павла:
…Первые минуты встречи прошли в сердечной радости. Пресвитеры увлеченно выслушали рассказ Павла о его деяниях среди язычников во славу Господа.
Однако тех, кто прочел послания Павла <…> задело, что «тринадцатый апостол» не считал основополагающим следование закону Моисееву, а обрезание объявил правилом, терпимым допущением. Павел <…> признавал в Посланиях, что он больше не считает себя соблюдающим закон Моисеев.
Иаков, похоже, не хотел столь серьезных последствий. <…> В его глазах Павел, наверное, был человеком непредсказуемым, на чьи проступки не грех и закрыть глаза. Но нельзя же отрицать, что сделано Павлом очень много. Писавший о Иакове П.-А. Бернхайм удивлен тем, что Лука ничего не сообщает о пожертвованиях: ни слова об организации их сбора, о возникших проблемах, а потом и о передаче средств. Может, Иаков не согласился принять деньги? Бернхайм пишет: «Лука должен был бы упомянуть о том, что Иаков принял пожертвования, и это стало бы еще одним свидетельством в пользу единства церкви. Однако не исключено, что Иаков, прежде чем принять собранное, попросил Павла подтвердить свою верность закону Моисееву».
Напротив, Лука пишет, что после первого обмена приветствиями возникла напряженность из-за того, что Павел не отдавал себе отчета: у него дурная репутация и среди иерусалимских христиан, которые почти поголовно принадлежали к иудействующим, и среди всех евреев. Несчастье заключалось в том, что и те и другие прекрасно знали, что проповедовал Павел: «А о тебе наслышались они, что ты всех Иудеев, живущих между язычниками, учишь отступлению от Моисея, говоря, чтобы они не обрезывали детей своих и не поступали по обычаям. И так что же? Верно соберется народ; ибо услышат, что ты пришел» (Деян 21:21–22).
Кто-то, наверное, Иаков, предложил выход: Павел должен совершить обряд очищения. «И узнают все, что слышанное ими о тебе несправедливо, но что и сам ты продолжаешь соблюдать закон» (Деян 21:24).
Павел последовал совету. Вместе с теми четырьмя он отправился в храм, чтобы наметить день, когда будет принесено пожертвование и проведен обряд очищения. Но случилось несчастье: его узнали иудеи из Асии. Их гневу не было предела. Подстрекая толпу, они схватили Павла: «Мужи Израильские, помогите! Этот человек всех повсюду учит против народа и закона и места сего; притом и Еллинов ввел в храм и осквернил святое место сие» (Деян 21:28).
В общем, Павла на подходе к Храму стали попросту бить. Однако римская стража недремлющим оком страховала Павла, и потому «апостола» успели спасти.
Павлу повезло: все это разыгралось в двух шагах от крепости Антония и немедленно стало известно трибуну римской когорты. <…> Нам известно имя этого трибуна: Клавдий Лисий. Лисий незамедлительно отдал приказ одному из центурионов: <…> усмирить разбушевавшихся иудеев. Для Павла это оказалось благом: его перестали бить.
Когда римский отряд (эскорт Павла) ступил на лестницу, ведущую в (башню) Антония, толпа попыталась отбить узника и устроить самосуд. Солдаты своими телами закрыли арестанта, подняли его над головами и внесли в крепость, закрыв за собой ворота. А за воротами раздался тысячеголосый крик: «Смерть ему!»
Когда Павел предстал перед Лисием, то обратился к римлянину по-гречески:
— Можно ли мне сказать тебе нечто?
— Ты знаешь греческий? — удивился трибун.
Павел подтвердил это и, назвав себя, еще больше встревожил Лисия необычной просьбой: «…я Иудеянин, Тарсянин, гражданин небезызвестного Киликийского города; прошу тебя, позволь мне говорить к народу» (Деян 21:39).
Трибун согласился (Лисий, очевидно, получил из Рима соответствующие инструкции, относительно «апостола» и удовлетворял любые его прихоти. Прим. О.Н.) ворота крепости распахнули. «…Сделалось глубокое молчание», — пишет Лука. И Павел заговорил: «Мужи братия и отцы! выслушайте теперь мое оправдание… я Иудеянин, родившийся в Тарсе Киликийском, воспитанный в сем городе…»
Павел говорил долго: рассказал о жизни, об истории своего духовного прозрения и своего призвания, о встрече с воскресшим Христом по дороге в Дамаск. А потом заговорил о своем возвращении в Иерусалим: «Когда же я возвратился в Иерусалим и молился в храме, пришел я в исступление, и увидел Его, и Он сказал мне: поспеши и выйди скорее из Иерусалима, потому что здесь не примут твоего свидетельства о Мне. Я сказал: Господи! им известно, что я верующих в Тебя заключал в темницы и бил в синагогах, и когда проливалась кровь Стефана, свидетеля Твоего, я там стоял, одобрял убиение его и стерег одежды побивавших его. И Он сказал мне: иди; Я пошлю тебя далеко к язычникам».
Но дальше Павлу говорить не дали. Его прервали, осыпая проклятиями: «…а за сим подняли крик, говоря: истреби от земли такого! ибо ему не должно жить» (Деян 21:40, 22:1, 3, 17–22).
Раздосадованный трибун приказал прекратить все это. По его приказу Павла снова водворили в крепость.
Лисий отправился к узнику.
— Скажи мне, ты римский гражданин?
— Да.
— Я за большие деньги приобрел это гражданство.
— А я и родился в нем.
Судя по всему, трибуну в эту ночь не спалось. Он не мог по собственной инициативе отпустить на свободу человека, вызвавшего ненависть народа, но не мог он и оставить его в заточении без суда. Раз этот человек был иудеем, почему бы не отдать его во власть тех, кто сможет с ним разобраться? Почему бы не передать его синедриону?
Синедрион, высшая судебная и религиозная инстанция Иудеи, заседал в те времена за пределами храмовой стены, рядом с башней Ирода. В этом был очевидный расчет римлян. В случае необходимости они легко могли проникнуть на место заседания.
Павла привели и поставили перед синедрионом: семьдесят один человек, гордый своим правом толковать Тору. Первосвященник Анания к тому времени занимал свою должность уже десять лет и пользовался искренним уважением.
Задержанному сказали, что он сам должен выступить в свою защиту. Лука пишет, что Павел стоял, «устремив взор на синедрион».
Павел заговорил, возвысив голос: «Мужи братия! Я всею доброю совестью жил пред Богом до сего дня». Но тут Анания прервал его: этот человек солгал! По обычаю его следует ударить по губам. Анания приказал, и приказ его собирались выполнить.
Но Павел силой голоса заставил отступить подошедшего к нему человека. Слова апостола прозвучали громом: «Бог будет бить тебя, стена подбеленная! ты сидишь, чтобы судить по закону, и, вопреки закону, велишь бить меня».
Из рядов потрясенного синедриона раздались возгласы возмущения: «Первосвященника Божия поносишь?»
Голос Павла смягчился: «Я не знал, братия, что он первосвященник; ибо написано: „начальствующего в народе твоем не злословь“».
Синедрион несколько успокоился: по крайней мере, этот человек знает Священное Писание. Однако на разных скамьях реакция была разной. Собрание было разделено на саддукеев и фарисеев. Павел это заметил сразу же, как только вошел. «Ибо саддукеи, — констатирует Лука, — говорят, что нет воскресения, ни Ангела, ни духа; а фарисеи признают и то и другое» (Деян 23:1, 3–5, 8).
Павлу представилась возможность воспользоваться этими разногласиями: «Мужи братия! я фарисей, сын фарисея; за чаяние воскресения мертвых меня судят».
«Сделался большой крик», — резюмирует Лука. Саддукеи были возмущены, но фарисеи дали им отпор: «Ничего худого мы не находим в этом человеке; если же дух или Ангел говорил ему, не будем противиться Богу» (Деян 23:6, 9).
Обе стороны готовы были стоять насмерть в своем убеждении, что должно было еще больше растревожить трибуна Лисия. Что станет с его пленником среди этих раздоров? Трибун отдал приказ, и Павла немедленно выволокли из зала заседаний.
Слухи о произошедшем на заседании синедриона распространились мгновенно, подогревая гнев иудействующих. Сорок человек собрались на рассвете и поклялись предать смерти Павла, иудея-предателя. Они принесли клятву: «не есть и не пить, доколе не убьют Павла». Выработанная ими тактика была стара как мир: поймать Павла, увести в надежное место, а там убить. Однако заговорщики проявили достаточную изобретательность. Несколько человек из этих «защитников закона» обратились к синедриону, члены которого еще пребывали в растерянности после случившегося, с настойчивой просьбой потребовать у Клавдия Лисия снова привести заключенного на суд: ведь трибун доверил синедриону суд над отступником, а вызывающее поведение узника помешало собранию довести свою задачу до конца. Первосвященникам идея понравилась. Трибун не мог отказать привести узника снова на суд. Для иудействующих судьба Павла была предрешена.
Но они ошиблись. В этой истории, изобилующей неожиданными поворотами, появляется некий юноша, племянник Павла, проживающий в Иерусалиме. Каким же образом он узнал о заговоре? Точно известно лишь то, что ему удалось проникнуть в крепость и предупредить дядю. Павел отреагировал моментально. Он попросил одного из центурионов отвести юношу к трибуну, поскольку у племянника есть для военачальника важные сведения.
По тону заключенного центурион понял, что спорить не стоит, и проводил молодого человека к Лисию. Племянник разъяснил: «Иудеи согласились просить тебя, чтобы ты завтра вывел Павла пред синедрион, как будто они хотят точнее исследовать дело о нем. Но ты не слушай их; ибо его подстерегают более сорока человек из них, которые заклялись не есть и не пить, доколе не убьют его; и они теперь готовы, ожидая твоего распоряжения» (Деян 23:20–21).
Лисий оказался человеком действия. Сославшись на угрозу безопасности Римской империи, он решил перевезти Павла в Кесарию и отдать его в руки прокуратора Иудеи, которому принадлежала высшая судебная власть в провинции. Призвав двух центурионов, Лисий отдал им приказ: «Приготовьте мне воинов пеших двести, конных семьдесят и стрелков двести, чтобы с третьего часа ночи шли в Кесарию. Приготовьте также ослов, чтобы, посадив Павла, препроводить его к правителю Феликсу» (Деян 23:23–24).
Я предлагаю прочесть все вышеизложенное критически, и тогда за витиеватыми и «чудесными» событиями и странными «племянниками» четко проявится воля тайной стражи Рима сначала по реабилитации, а потом по спасению и эвакуации своего особо ценного агента.
Обратите внимание на эскорт Павла на пути в Кесарию, к прокуратору Феликсу: двести пехотинцев, семьдесят всадников и двести лучников. Это почти половина всего римского гарнизона Иерусалима, и этот отряд уходил ради Павла из взволнованного города, в котором оставались лишь 500 римских военных.
Дальнейшая судьба «апостола» вполне предсказуема: несколько лет жизни в «шарашке», в роскошных условиях, во дворце в Кесарии. Несколько лет — это время, необходимое для создания теоретических основ новой религии. А после — героическая легенда о христианском мученике Святом Павле, усекновение главы, из раны льется молоко, могилка, и уход «по программе защиты свидетелей».
Наследие Павла — идеальная религиозная концепция для порабощенных масс, — впрочем, не было использовано в полной мере в течение следующих двух столетий. Христианство (Павлианство) оказалось востребованным в полной мере лишь позднее, с появлением на исторической сцене дальновидных и стратегически одаренных политиков и тиранов.
Далее:идеология
Текст:
Олег Насобин
4
поделились
Share to Vkontakte
VkontakteShare to FacebookFacebookShare to TwitterTwitterShare to TelegramTelegramShare to Еще...поделились
Share to Vkontakte
Еще...
Предыдущий текстСледующий текстРеклама на «Спутнике и Погроме»Также читайте
Закулисье Европы: идеология
Текст Олега Насобина
Закулисье Европы: «Мафия» и оборотни
Текст Олега Насобина
Закулисье Европы: коррупция как системообразующий фактор ЕС
Автор текста: Олег Насобин, эксперт, музеолог, искусствовед.
© «Спутник и Погром», 2022 Перепечатка материалов возможна только с согласия редакции. Согласие можно получить по адресу info@sputnikipogrom.com. Главный редактор: glavred@sputnikipogrom.com.
NB: Мнение авторов текстов может не совпадать с позицией редакции.
О проекте /Архивы
Размещение рекламы
Мы в соцсетях
AddThis Sharing Sidebar
Share to Vkontakte
, Number of shares
Share to Facebook
, Number of shares
Share to TwitterShare to TelegramShare to Еще...
, Number of shares4
